Надо сказать, что майская поездка в Питер в полном
одиночестве (ну, не считая орущей Фасоли на заднем сидении на протяжении 3
часов к ряду) дала мне очень многое.
Первое, и немаловажное – оставшись в полном одиночестве,
которое я так упорно по жизни избегаю, я дала волю чувствам: поревела,
посмеялась, подумала, нарисовала в голове самые страшные картины моей
дальнейшей жизни и попробовала их принять. По факту. Мол, это есть и все.
Давалось все это, прямо скажем, нелегко. На тот момент, по сути, те 2 недели в
Питере, в родном гнезде, для меня были сущим адом. Надо было переделать кучу
серьезных дел, пребывая в состоянии «я-маленькая-никчемная-ничего не
умею-ничего не получается-ничего не хочу-и вообще меня надо пожалеть». Да, еще
все это время перед мамой надо было делать вид, что все в порядке, все хорошо и
даже замечательно.
Помню удивительное стечение множества негативных
обстоятельств. Вот, для примера: проехав 800 км до Питера, машину пора было гнать на ТО.
Естественно, это было самое дорогое ТО из всех, что есть на мою машину. Денег в
кармане 0 руб. 0 коп. Мамой было принято решение, что раз надо, значит надо и,
показав, где у нас семейный «сейф», она отправилась на работу, а я в сервис. Из
сервиса позвонили через час. О том, что требуется заменить мастер говорил очень
долго, а я пыталась удержать в памяти последнюю цифру, к которой мне через
минуту нужно будет прибавить еще сумму… Где-то после 40 тыс. я сбилась.
Понятно, что все, что говорят в фирменном сервисе надо делить на 2, а то и на 3,
но я-то и сама знаю, что справа шуршит очень громко, а значит, подшипник, а то
и ступицу по-любому менять. И, следовательно, доля правды в его словах есть. Но
денег нет, значит, из всего, что он сказал, меняем только лампочку габарита…
А в это время мне звонит брат: «моя машина в сервисе, только
что полностью разобранная, наконец-то пришла (какая-то там) деталь из Японии и
мне ее меняют, а у бабушки только что был доктор и ее надо везти либо до 7
вечера на прием в поликлинику, либо позже в больницу. Но лучше в поликлинику.
Алло! Ты слышишь меня?» Слышу. И в ответ говорю о том, что моя машина тоже на
ТО разобранная и что в сервисе мне сказали, что раньше 6 вечера я ее не заберу.
А в 6 уже будут пробки, а бабуля на другом конце города, и я полюбэ не успею в
поликлинику. Говорю все это и ловлю себя на мысли, что вот от него идет такая
конкретная энергетика, желание помочь, сам не может, но ищет варианты. А от
меня – как будто отмазка. Говорю правду, а самой противно слушать то, что
говорю. 2 раза в год бываю в Питере. 2 раза в год бываю у бабули и вот нужна
помощь, а у меня машина на ТО. И, ведь, не сломалась. Просто на ТО, на самом
сцуко дорогом и долгом по времени… Машину мне в итоге отдали раньше, и я даже
успела и за мамой на работу заехать, и бабулю в поликлинику отвезти. Но осадок
тогда остался.
А на следующий день (хотя нет, и раньше тоже) была эпопея с
папиной машиной, которая упорно не хотела заводиться. Сниматься с сигналки она
тоже не хотела. Она вообще ничего не хотела. Она всем своим видом говорила, что
она умерла. Вместе с папой. Правда, иногда, она истошно орала своей
сигнализацией и это взрывало мне мозг – как машина, которая не снимается с
сигналки по причине разряженного аккумулятора, находит энергию, чтобы орать?! Я
снимала аккумулятор, отвозила его в гаражи на зарядку на ночь. Потом ставила.
Она с придыханием заводилась. Прогревалась. Пыхтела и фыркала дистиллятом,
скопившимся за долгую зиму, а на следующее утро снова не подавала признаков
жизни. Это длилось дней 5, наверное: бесконечное шаманство с прикуривателем,
сложной сигналкой, установленной в машине, снова севшим аккумулятором. И,
когда, казалось, что сил больше нет, и аццки хотелось шлепнуть ее по рулю со
словами «будь проклят тот день, когда я сел за баранку этого пылесоса», вместо
этого, я садилась за руль никак не заводившейся машины и ревела. Потому что мне
тогда казалось, что сил больше нет. Вместе с тем, я искала варианты как ее
продать. Точнее, кому. Продавать машину, когда ты знаешь, что на данный момент
она не заводится (хотя и на ходу, да и вообще в отличном состоянии) – непросто.
А потом мы поехали к папе. Надо было покрасить оградку на
могиле. Я очень переживала за маму и как все это будет. Но, вдруг, я увидела,
что маме там, рядом с папой легче. Она с ним разговаривает, шутит, смеется. И
уезжать оттуда не хотелось. Да и сейчас тянет туда.
Помню, как мы папу хоронили. 12 декабря. На 40 дней.
Кремировали по его просьбе, чтобы он лег в бабушкину могилу, в могилу к своей
маме. Мы забрали папу из похоронного бюро, которое все организовало. Я сразу
сказала, что никакого общественного транспорта, только такси. Мы приехали на
кладбище, и пошли в администрацию. Нас отправили на участок со словами, что к
вам сейчас приедет специалист. Пошли. Я, папа (за моей спиной в рюкзаке), мама,
тетя Лида. На пол-пути на велосипеде (?!) нас догоняет специалист. Вручает мне
лопату со словами: «Там снегу намело, разгреби, чтобы дамы могли пройти, а я
скоро подъеду» (воистину Питер, «Дамы», нигде такого больше не встретишь). А у
меня родился белый стих, стих, который я никогда не забуду:
За моей спиной папа,
В моей руке лопата.
Я иду хоронить. Папу.
А потом настал момент, когда машина удивительным образом
завелась и в тот же день продалась. Когда, на следующий день мы с мамой
непринужденно и в легкую покрасили оградку, ни капельки не устав. Когда я села
в свою машину и со словами «будь что будет» отправилась в Москву. С тем же
самым не починенным подшипником. «Ну, даже, если я застряну под Торжком, в жопе
мира, на сломанной машине, я же не умру? Не умру. Нужно только будет придумать,
чем покормить Фасоль…» И не застряла. Не
сломалась. И, тогда, на полпути, я подумала, что на самом деле сотрясаю воздух.
Пытаюсь навязать себя вселенной своими потугами, а ей это не нужно. Вдруг
поняла, что лишние действия имеют противодействие и вселенная себя защищает,
обламывая твои потуги. И не надо всего этого. Надо только радоваться каждой
минуте и ежеминутно (!) воспринимать то, что происходит в позитиве. Как
данность. Не как обременение, а как свою жизнь, как саму себя. ЛЮБИМУЮ.